Жизнь с аутизмом — достойная и полноценная

В дошкольном возрасте Антон Васильев отличался от своих сверстников. Пока дети играли на пляже, он часами разглядывал песок и пытался понять: что за красные камушки попадаются среди песчинок? Родители наблюдали за новыми интересами сына.
Лекции в планетарии, чучела животных в зоологическом музее, бабочки с перламутровыми крыльями, выплавка свинца, и все это в дошкольном возрасте!

В начальных классах любимым чтивом у Антона стал журнал «Наука и жизнь», чем он сильно удивил психиатра, на прием к которому его отвели родители из-за частого моргания и светобоязни. Врач лишь развел руками. Об аутизме в России в шестидесятые практически ничего не знали.

Авторы проекта «Лаборатория социальных инноваций» Агентства социальных инвестиций и инноваций поговорили с Антоном о том, как аутист адаптируется к жизни в обществе, мимикрирует под обычного или ищет нишу, в которой чувствует себя комфортно. Почему важно, чтобы рядом были понимающие родители, «ломают» ли аутиста специально разработанные коррекционные программы.

Мы опубликовали монолог, разбив его на несколько актуальных тем.

— У меня «специальный интерес» не один. На разных форумах я даже слышал мнение, что у аутиста может быть только один «специальный интерес», который поглотит его полностью. Скажем, в текущий момент времени это так. Но вообще-то они у меня, мне 59 лет, менялись. Но все они из узких областей. Мне самому даже интересно, пробовал анализировать. Это физика твердого тела, электроника, программирование, оптика, фотография. То есть все эти вещи связаны, и все мои интересы находятся в какой-то одной области. Они сменяли друг друга. В какой-то момент мне было интересно больше одно, потом — другое. Вот.

Как пришел к этому? Изначально у аутиста, по-видимому, не может быть «специального интереса». Человек ведь рождается без каких-либо специальных знаний, а значит, они вырабатываются в процессе воспитания.

В моем случае меня всегда подталкивали родители. То есть, скажем, в дошкольные годы, я помню, мы ходили в Московский планетарий. Эти походы производили на меня очень сильные впечатления, особенно лекции в планетарии. Причем там я был не раз.

Помню, с бабушкой ходил в археологический музей по улице Герцена. Сейчас она как-то по-другому называется. Тогда там был Археологический музей. Древний, он и сейчас есть. Бабушка не любила его посещать, потому что там были чучела животных, а мне было страшно интересно. Я так изучал животный мир.  Там были бабочки с цветными переливами крыльев, мне было интересно. Кстати, это относится к вопросу об оптике.

Мы жили в коммунальной квартире, там была соседка — тетя Тамара. Помню только имя. И почему-то я проводил с ней очень много времени. Во-первых, у нее были интересные книжки, я был дошкольником.  Познакомился с произведением «Затерянный мир» Конана Дойла. Помню, на меня особое впечатление произвела книга об анатомии. Особенно картинка человека без кожи. Хотя это, конечно, было ужасно.

Она же (соседка Тамара) научила меня плавить свинец. Опять же в дошкольном возрасте. А почему мне это было так интересно, я не знаю. Но наверно это тоже повлияло на мое развитие. По-моему, она же мне подарила призму от бинокля. Стеклянную, через нее можно смотреть, и мир окрашивается в радужные цвета. На каемках всех предметов появляется радуга. В общем, меня сразу это заинтересовало. Еще в дошкольном возрасте. Отчего это? Почему? Никто не мог мне объяснить. Потому что отец был художником. Мама — экономистом. То есть, получается, все мои «специальные интересы» как-бы «появились из вакуума». Но на самом деле нет, потому что вовремя мне подарили эту же призму, вовремя меня сводили в планетарий. Помню еще сеансы кино, а перед кинофильмом показывали журнал. Фильмы я уже не помню, а вот журнал был о кристаллических решетках. Что-то там из мира науки. А это мне страшно понравилось.

Потом выписывали журнал «Наука и жизнь» — это было моим любимым чтивом. В первых классах, как я это помню. Помню себя на приеме у психиатра. Не знаю, не могу сказать, почему меня туда водили — у меня были там светобоязнь, частые моргания, возможно, какие-то еще другие проявления. В то время об аутизме вообще никто не знал, он никак не диагностировался. Психиатр спросил у меня много ли я читаю и что я читаю. И когда я объявил: «Науку и жизнь», было видно его смущение, и в итоге он диагноз мне не поставил. А что сказал родителям, не знаю.

Как-то подарили мне коллекцию минералов в коробке. Продавались по 32 штуки. То есть по восемь в четырех ячейках. Это были образцы разных минералов с указанием месторождений, откуда они происходят. Кварц, малахит, многих не помню. И, по-видимому, это тоже сильно повлияло на меня. То есть мне вовремя попадались вещи, которые могли меня заинтересовать. Все, что меня не заинтересовывало, проходило мимо. Зато если это ложилось на душу, то оставалось потом на всю жизнь, и я находил себя в этих областях.

Кристаллы были моим интересом, оптика — также. И астрономия, и физика твердого тела. То есть все, что связано с кристаллами. Но огранка меня заинтересовала только в 82-м году. И заинтересовала сначала как головоломка. Как нужно делать огранку камня? Камень – это некий объект, он окружен, ограничен плоскими гранями. Как расположить и согласно какому критерию выбрать их расположение?

Нужно исходить из того, что камень – это оптический прибор. Его цель – отразить лучи света, потом они попадают в глаз наблюдателя. Нужно сделать камень максимально красивым. Нужно для этого учитывать критерии. Во-первых, яркость, чтобы отражал лучи света у вас на сетчатке. Во-вторых, есть такое явление, как дисперсия. Скажем, бриллиант разлагает лучи света в радугу. Как оптимизировать игру камня? То есть дисперсию. Как показать цвета максимально насыщенными?

К тому моменту я уже окончил институт, физтех. Как научный сотрудник пошел в библиотеку. Поднял всю литературу, какую только можно. Дальше — просто поиск, в одной статье ссылки на другую, нахожу первоисточник. Все ссылаются на статью Марселя Толковского Diamonddesign, 1919 год. Он в этой работе рассчитал параметры бриллианта, которые с тех пор считаются идеальными. Причем никто не удосужился эти данные проверить. А до сих пор это считается идеальной огранкой. Использование верхних клиньев короны, грани павильона низа и размер площадки.

В библиотеке естественных наук я познакомился с журналом геологического института Америки 85 года, и в нем была замечательная статья Брюса Хардинга, американца, где он рассчитывает оптику граненого камня, и он же, естественно, ссылается на Марселя Толковского. Но он рассчитывает оптику граненого камня для других камней. Идея его просто замечательная, логика, математика. В этой статье все красиво расписано, есть диаграммы. Мне так это понравилось, и я часто об этом думал. Обо всем, о чем писал Хардинг.  Он опубликовал эти материалы первым, поэтому честь открытия принадлежит ему — «Влияние головы наблюдателя».

Почему я упомянул Брюса Хардинга? Позже, с развитием интернета, мы с ним познакомились. Он даже приезжал в Москву на одну из конференций, мы знакомы с ним лично. Позже я опубликовал две статьи, это было в начале 90-х годов. Одна — о радуге бесцветного камня. Оптимизации световой игры бриллианта и всех бесцветных камней. Теоретическая статья о происхождении цвета, который мы наблюдаем, и как сделать, чтобы он был максимально насыщенным. И вторая — о влиянии головы наблюдателя. Название, скорее всего, было другим. Обе статьи были опубликованы в трудах университета благодаря Солодову Юрию Петрову. Он в то время был единственным, возможно, известным российским геммологом. И вот удалось опубликовать их в трудах университета Польши. Потому что в России это никому не было нужно. То есть я и не мог ничего опубликовать, поскольку просто не было журналов, которые бы заинтересовались оптикой граненого камня. Это было хобби, для себя.

Так вот, Брюс Хардинг потом мои статьи и переводил. Он перевел их на английский язык, и первую статью опубликовали в британском журнале. А вот вторую «зарубили». Просто там в введении говорилось, что драгоценные камни должны быть максимально красивы. Продавцы, обычно из Китая, продают камни на вес, как картошку. И «гранят» их тоже с максимальным весом. А дело в том, что, если «гранить» камень исходя из максимального веса, нельзя сделать максимально красиво. Представьте себе, если бы скульптор удалил кусок мрамора. Из блока мрамора попросили бы сделать Венеру, но при этом, чтобы максимальный выход был. То есть, чтобы не потерять мрамор. Какие пропорции будут у этой Венеры? Примерно та же ситуация с огранкой в Индокитае, где основная часть камней – их границы. И их «гранят» очень плохо, чтобы они были максимально тяжелыми. Никто там не думает о том, надо ли это покупателю.  Потому что если камень максимально тяжелый, то он будет максимально дорогим. Покупателю продают камень, который стоит дорого и при этом еще он некрасивый. Так строится торговля драгоценными камнями. Они, как правило, «гранятся» там, в Индокитае, с максимальным весом, и считается, что это правильно. Потом эти камни нужно продавать в Европе, и никто не думает о покупателе.

Брюс сказал, что это проигранная битва, но не война. Он думал, что я буду продолжать войну. Но мне не интересно воевать, интересно получить результат, но мне не всегда хочется его публиковать. Есть уже много статей, но защититься — это невыполнимая задача. По этой теме я так и не защитился.

МИР ГЛАЗАМИ АУТИСТОВ

— Мир я, наверно, вижу так же. Но на самом деле не могу сказать, так же или нет, потому что не знаю, как его видят нейротипичные люди. Я только знаю, что вижу людей иначе, чем видят друг друга нейротипики. Во-первых, в детстве я о своем диагнозе не знал, просто понимал, что я другой.  Думал, что все остальные люди тоже другие. Но потом увидел, что нет. В общем-то, все остальные люди друг на друга похожи. А вот я сильно отличаюсь от них. Все время пытался найти этому объяснение. Но не находил.

Диагноз «аутизм» сразу все расставил по местам, просто как паззл сложился. То есть все ячейки сразу встали на свои места, и ни одна не оказалась лишней. Все мои проблемы сразу стали объяснимыми.

СТЕРЕОТИПЫ

— На самом деле очень заметно, особенно в дискуссиях в интернете – у многих нейротипиков проблема с логикой. Я не знаю ни одного аутиста, у которого были бы подобные проблемы. Если взять какой-то тест на логику, то аутист не может в нем ошибиться. Если он ошибется, только по невнимательности, по рассеянности просто не тот символ поставит. Аутист не может ошибиться в тесте на логику. Нейротипики не могут этот тест пройти. Для меня это просто удивительно. Моя жена кандидат физико-математических наук, вместо 30 баллов набирает 27. На три вопроса она не может ответить. Она также зав. отделом в академическом институте. С мозгами все в порядке. Но есть проблемы с логикой. Не у всех. Я знаю нейротипиков, у которых с этим все в порядке.

Похоже, что у аутистов нет какого-то четкого преимущества, в котором он заведомо сильнее нейротипиков. У нейротипиков это все есть. Я бы даже объяснил так: человек — очень социальное создание, причем гораздо более социальное, чем мы сами себе представляем. Человек просто связан социальными ниточками с другими людьми. Что такое вообще аутизм? Откуда взялось это слово? Происходит от «ауто» — латинский корень, автоматика, автономия. То есть зацикленный на себе. Аутист лишен каких-то социальных связей. Не всех, конечно. Но какие-то либо «остановлены», либо отсутствуют вообще. Я не могу сказать, какие именно. Но результат в том, что эти социальные связи, социальные веревочки, часто противоречат работе мозга. И они мешают работе мозга у нейротипика. Проблемы с логикой, потому что социальные связи вступают в противоречие с ней, и нейротипик не привык полагаться на логику, он ею часто пренебрегает, иногда даже очень сильно.

То есть у аутиста нет какого-то преимущества в логике, но и нет того, что мешает ей. То же самое касается и ума, у аутиста нет какого-то особого склада ума. Хотя мы знаем знаменитых аутистов: это Эйнштейн, Мария Склодовская-Кюри, Григорий Перельман, Никола Тесла. У аутиста нет чего-то, что превращало бы его мозг в супермозг. У аутиста нет того, что мешало бы этой работе мозга. Кроме того, если у человека чего-то не хватает, то его организм это компенсирует. И аутисту все недостатки психики, то есть недостатки социальных взаимоотношений, приходится компенсировать мозгом. Поэтому мозг должен работать с детства. Его тренируешь, и поэтому он оказывается просто более развитым. А на самом деле это тот же самый мозг с теми же возможностями.

КОНТРОЛЬ ПОВЕДЕНИЯ

— Для вас общение – это также естественно, как дышать, как работа сердца, об этом думать не нужно. А аутистам приходится очень много думать о том, как держаться, как двигаться, что делать, чего не делать. Иногда в детстве это и не заметно. Приходится просто много чего держать под контролем. За счет мозга.

— Сейчас вас общение на автоматизме происходит?                              

— Нет, не на автоматизме. Понимаете, на самом деле я не могу сказать, чем отличаюсь. Сейчас — уже наверно ничем, потому что в принципе могу делать все то же самое, что и нейротипик. Но вопрос в том, насколько мне это тяжело и насколько это легко нейротипику. А вот тут уже получаются разные вещи.

И, кстати, снова о «специальных интересах». Уже анализируя сообщения на разных форумах, я заметил, что у аутистов очень большая разница между тем, что им нравится и тем, что не нравится. Нейротипик то, что ему не нравится, может делать достаточно легко. Если он отлынивает от занятия, которое ему не нравится, его обвиняют в лени. Я, правда, слышал мнение, что лень — это недостаток мотивации. Что лени не существует. У аутиста все не так. Если ему что-то не нравится, то это будет по-настоящему тяжело. Физически. Зато если ему что-то нравится, то настолько, что его оторвать тяжело. Уж очень большая разница. Чем это объяснить, я сам не знаю. Но это факт. То есть если увлекает какой-то «специальный интерес», то это и есть жизнь. Это все, больше в жизни ничего не надо, ну, может быть, нужно еще есть что-то, чтобы продолжать работать над «специальным интересом», и все.

САМОРЕАЛИЗАЦИЯ

— «Специальный интерес» может быть социально невостребованным. Например, когда я занимался в оптике расчетами граненого камня, это вообще никому не было нужно. То есть нельзя было найти работу, связанную с огранкой камней, с оптикой. Потому что в принципе это никому не было нужно. Но это не мешало мне заниматься любимым делом.

Насчет области работы…  Есть области, которые нам противопоказаны. Вообще.  Говорят, что аутисты разные, что социализированный аутист может все. Нет, у аутистов есть общая тенденция в общении. Всегда есть проблема с ним. Даже если он общается, все равно это проблематично и трудно.

Значит, аутисту противопоказана служба в армии. И, скорее всего, работа во всех силовых структурах. Потому что это постоянное общение, присутствие в коллективе. Для аутиста это очень тяжело, во-первых. Во-вторых, он неправильно понимает приказы. Для военнослужащего приказ – то, что он обязан выполнить в любом случае. Для аутиста такого не существует. Он все равно будет думать: выполнить или не выполнить? И еще неизвестно, какое решение примет и вообще в какую сторону выстрелит. У него свои соображения на этот счет, и то, что ему приказали, совсем не аргумент.

Значит, аутисту ни в коем случае нельзя продавать. Он не сможет. Будет совершать ошибки: я не умею торговаться, например. По-видимому, это характерно уже для всех. Я не способен «продать» себя и устроиться на работу. Поэтому менеджеров-аутистов ни в коем случае быть не должно, ничего не получится.

Противопоказана работа по телефону. Реклама товара. Всякие социальные сети, пирамиды — то же самое.

Что, скорее всего, аутисту понравится? Точнее, что может понравиться? Любая работа с механикой. Ремонтные работы автомобиля. То есть дело, где аутисты имеют дело с железом. Я думаю, что ему понравится работа токаря, фрезеровщика, сборщика. Задачи четкие – есть чертеж, все однозначно, понятно. А аккуратности аутисту не занимать. Педантичности. Это как раз те профессии, где аутисты проявят себя хорошо.

Из них получаются хорошие программисты, электронщики, сборщики компьютеров, естественно. И научные сотрудники. Это, пожалуй, наиболее подходящие области их реализации. Математики, физики, химики.

Для аутиста исключены работы, связанные с ложью и коррупционными схемами. Это большая проблема, потому что он будет не удовлетворен такой работой, не сможет работать. Он говорит правду, ему трудно врать. То есть теоретически он может врать, но грамотные психологи его обязательно расколют. Он плохо врет. Делает это плохо и с большим трудом. И заставлять это делать — просто насиловать человека. Это недопустимо. Такая работа не может нравиться.

Недопустимо работать, где есть двусмысленность. То есть говорят одно, а подразумевают другое, аутисты этого не понимают. Это противоречие, которое он не сможет никак разрешить, только уволившись. И поставить задачу, которая не может быть никак выполнена. Просто в расчёте на то, что он будет что-то делать и сделает это. То есть, когда поставили такую задачу, которую нельзя выполнить в принципе. Если он понимает, что не может ее выполнить, не станет это делать. Бросит, не захочет.

Дело в том, что у нейротипиков очень много двусмысленности в речи, в общении. Например, две кинозвезды встречаются на сцене и целуют воздух вокруг ушей друг у друга. Скорее всего, они не любят друг друга, но демонстрируют любовь. Эта любовь фальшивая, и все видят, что она фальшивая, но, тем не менее, они ее демонстрируют. Аутисту это понять невозможно. Зачем это, что это? И такого в жизни людей очень много.

Или люди спрашивают: «Как дела?». Да не интересуют их на самом деле у кого как дела. Я такого вопроса никогда никому не задам. Да, отвечаю: «Отлично». Знаете, кто такой зануда? Это тот, кто на вопрос «как дела?» начинает рассказывать, как у него дела.  Такая шутка есть. Так и я могу пошутить. Но сам я такого вопроса никому не задам, потому что, если меня интересуют конкретные дела, я конкретно и спрошу. А вопрос «как дела?» смысла не имеет, это просто вежливость.

ТРУДОСТРОЙСТВО

— У артиста должен быть менеджер, который следит за договорами, общением. Для того чтобы сам артист занимался непосредственно только своей работой. Очень похоже дело обстоит и с аутистами. Ему не хватает интерфейса – «прокладки» между ним и обществом. Аутист сам не может общаться, не может сам себя «продать». Значит, нужен человек, который его как раз «продаст».  Естественно, на взаимовыгодных условиях. Тот, кто будет выполнять роль этой «прокладки», роль этого менеджера, тогда аутист сможет себя реализовать, причем в таких областях, в которых это трудно сделать нейротипику. Достичь выдающихся результатов.

Всегда у меня был кто-то, кто выполнял эту функцию. Скажем, когда я занимался наукой, 15 лет, у меня был научный руководитель. Он был на 10 лет старше. По сути, выполнял роль интерфейса. То есть контактировал с высоким начальством.  У нас все публикации совместные, он тоже очень педантичный человек, очень хорошо искал ошибки. И работа у нас так строилась: я писал, потом он читал и вносил правки, я правки вносил свои. И, таким образом, статьи хорошо «шлифовались». Получались действительно очень серьезные и хорошие статьи.  Потому что был человек, который, во-первых, мне помогал. Статью нужно писать, потом публиковать. Во-вторых, являлся «прокладкой» между мной и остальным миром.

В случае с огранкой драгоценных камней… У меня есть друзья. Один администратор, другой специалист по железу, по работе с людьми, с огранщиками. То есть они выполняли эту роль. Роль интерфейса. И поэтому я мог заниматься только оптикой граненого камня. И получался результат.

СЕМЬЯ

— Есть такие существа, девушки. С ними приятно танцевать. Страшно, на это тяжело решиться. Но первая проблема: о чем с ней разговаривать? Во время танца положено говорить. Есть простые темы, на которые я мог разговаривать. Можно поговорить о рок-группах, неважно — интересно это девушке или нет. Но поскольку я музыкой интересовался в школьные годы и мог что-то рассказать об истории разных групп, о конкретных вокалистах, их было чем занять. А что еще делать?

С женой мне повезло, она у меня физик. То есть познакомились мы в институте. И она по гороскопу Весы. Я сам в никакие знаки зодиака не верю, но об этом говорю, потому что она действительно Весы. Она очень уравновешенный человек. Просто подходящий характер. То есть она совершенно не аутист, никаких аутичных черт нет, она нейротипик. Но очень спокойный, очень взвешенный нейротипик. Весы.  Вот так получилось.

ДРУЗЬЯ

— Если я сейчас кажу, что у меня нет друзей, то друзья обидятся. На самом деле, нет необходимости в общении совсем. Возможно, она бы у меня появилась, если бы я был изолирован от общения, допустим, на год. Возможно, я бы ощутил это. Но у меня этой потребности нет. И мои друзья от этого страдают. От того, что мы давно не общаемся. Скажем, не поддерживаю связь с одноклассниками, в том числе с теми, с которыми с первого класса. Но я просто знаю, что люди существуют, для меня этого уже достаточно. Если я с человеком не общаюсь, он при этом для меня никуда не исчезает. Он все равно существует. Я могу там через пять лет ему совершенно спокойно позвонить, как будто их и не было. Для меня он всегда оставался другом, как и был. Но необходимости в общении для меня нет.

Я даже просто проверял себя, когда мне стукнуло 50 лет. В Приполярный Урал пошел в одиночку, в поход на месяц. С палаткой. Это дикие места, там нет жилья, нет дорог, нет людей. Мне просто было интересно: буду ли я скучать по людям? Что будет в критических ситуациях, когда я там один, 20 дней пути. Вот. Оказалось, никаких проблем. Я соскучился по компьютеру, по компьютерным программам.

На самом деле знал и раньше, что с людьми общение просто не нужно. Нет необходимости такой. Меня можно на Марс отправить в одиночку. Выбирают пары, чтобы, видимо, вместе существовали. Потому что на самом деле нейротипики, похоже, не могут жить в одиночестве. Я просто знаю, когда люди попадали в разные катастрофы и оказывались в одиночестве, они погибали именно от психологических проблем, от того, что оказались в одиночестве. Очень может быть, что у аутиста этих проблем не будет вообще. То есть он не испытает никакого психологического шока, если он станется один.

ПОМОЩЬ

— Сейчас я общаюсь на разных форумах для аутистов, и там много родителей с детьми-аутистами. И для родителей это очень большая трагедия, большая проблема. Мне самому было важно узнать свой диагноз. Потому что это сразу в жизни многое объясняло. Я строил всякие теории, причем философские, о ценностных ориентирах. О том, как люди различаются ценностными ориентирами, чтобы объяснить самому себе, почему я грубый. Так вот, аутизм сразу все и поставил на свои места. И также с детьми.

Во-первых, нужно понимать, что сам аутист не хочет контактировать, нужно помочь. Нужно какие-то дополнительные усилия для этого приложить. Но тут есть спорные методики типа ABA, которую люди ругают. Я не могу ничего сказать, потому что сам никогда нигде не практиковал, не испытывал. Поэтому ни «за» ни «против» сказать ничего не могу. Но к ней есть претензии, что это якобы дрессировка. Но если дрессировка, то в любом случае аутиста надо развивать. И даже есть такая общая тенденция, что все аутисты делятся на две части: низкофункциональные, высокофункциональные. Разделяет их задержка речевого развития. То есть если не было задержки речевого развития, то, скорее всего, социализация будет полной и аутист сумеет вписаться в окружающее общество. Если есть задержка, то с этим все тоже возможно, но уже гораздо труднее, а может быть, и не даст социализации. Это ген, который отвечает именно за задержку речевого развития и одновременно уже определяет немного другое. Либо само речевое развитие играет какую-то большую роль для аутистов. Тем не менее есть и такие среди аутистов, что говорить не хотят, но пишут, то есть считают, читают. Могут набирать на клавиатуре, а вот говорить не хотят.

В любом случае аутиста нужно развивать. У самого у него желания развиваться нет. Даже чтобы появился «специальный интерес», нужно до какого-то уровня развиваться, например, химией не может заинтересоваться ребенок с пеленок. Надо давать ему всевозможные темы, где он сможет себя найти. И если он что-то находит, пусть это даже паровозики из машинок, выстроенные в ряд, на которые многие жалуются, надо все равно развивать. Это выльется во что-то другое. Предлагать что-то смежное, чтобы подтолкнуть в более продуктивную сторону.

Нужно, чтобы аутист сам выбирал для себя разнообразные интересы. И сам уже дальше их продвигал. Если что-то аутиста заинтересовало, он это разовьет в себе сам. Причем легко, даже преподаватель не нужен. Но сначала нужно, чтобы он заинтересовался, и подтолкнуть. А когда ребенок только родился, естественно, это белый лист бумаги. Знаний по химии, математике или физике у него нет. К этому нужно как-то подталкивать.

Чем вызвана «эпидемия»? Я думаю, с улучшением диагностики. Наверно, в средние века выживаемость у аутистов была ниже. Просто было меньше шансов у ребенка выжить, если он не говорил. Были блаженные на Руси. Кто-нибудь подаст милостыню и все, но найти свой путь в жизни в средние века аутист не мог. А сейчас таких гораздо больше.

На самом деле много аутистов просто недиагностированных. Понятно, в детстве можно принять какие-то меры для того, чтобы развивать ребенка. В некоторых с тяжелыхслучаях можно получить инвалидность. Зачем взрослому диагностироваться? Как минимум, чтобы для себя знать, а инвалидность не нужна. У взрослого человека, это и болезнью считать нельзя. Потому что болезнь — это какое-то нарушение функциональности, а здесь его нет. Просто есть вещи, которые ему нравятся и которые не нравятся. И что? Всем что-то нравится или нет. И слишком разные аутисты, у меня есть подозрения, что кому-то не повезло в детстве, кого-то пытались сломать или вылечить — их сломали, а не вылечили. То есть у ребенка аутизм есть, но помимо него есть куча всяких психологиских проблем из-за того, что пытались переделать. Другого мнения у меня нет.

—  То есть переделывать не нужно, нужно помочь как-то самореализоваться?

— Помочь, но при этом ни в коем случае не с помощью лекарств. Никакого насилия, не заставлять, потому что человек может просто сломаться.

САМОАНАЛИЗ

— Я исследую сам себя, поскольку у меня есть объем для исследований. Это очень интересно. Сейчас я исследую сам себя, и то, о чем сейчас рассказываю — результаты научной работы. Потому что это научный результат, который может быть интересен другим. У меня такой подход — я должен исследовать этот мир. Творить в нем и отдавать людям. Я был воспитан в советское время. Общество платит мне зарплату, пусть она небольшая, но я исследую то, что мне интересно. Я это публикую, за это получаю деньги. Это для меня идеальные взаимоотношения. Сейчас зарплату платят за что-то совершенно другое, за то, что мне не нравится. Но интерес изучать, создавать новое, творить в разных областях остался. И этим результатом я с удовольствием делюсь. Я раздаю это все совершенно бесплатно, все распространяется, все в доступе, можно делать с полученными результатами все, что угодно.

Беседовала Людмила Экзархова.